Когда я училась в четвертом классе, то участвовала в местной Конференции юных писателей. По названию понятно, что на том мероприятии собрались молодые писатели из разных школ юго-западной части штата Мичиган. 

По-правде говоря, я смутно помню саму конференцию. Сейчас, когда я пишу это, думаю, что на самом деле все происходило в третьем классе. Ну да ладно, это не важно. Зато я хорошо помню «книгу», которую написала, и разговор с учительницей. 

Книга называлась «Пара», ее объем составлял 10 страниц, на каждой из них было написано приблизительно по 5 предложений, а роль иллюстраций выполняли мои рисунки. Листочки форматом 8.5×11 (вероятно, это в дюймах. Прим. ред.) были сложены пополам, а обложкой служил кусок пестрых обоев. В сюжете речь шла о кардинале и еще одной птичке, которую я почему-то назвала мэкино (mackinaw), имея в виду попугая ара (macaw). И это не считая того, что нарисованная мной птица больше походила на какаду. (Хочу заметить, что эта книжка хранится где-то в моих закромах, и если бы я была прилежным блоггером, то отыскала бы ее и отсканировала… но я все тот же, ограниченный во времени блоггер). Так вот, это были «девочки»-подружки. На протяжении всей книги они строили себе гнезда, чтобы снести яйца. Завершался рассказ тем, что из яиц вылупились птенцы. 

Вы, вероятно, задаетесь вопросом о происхождении названия книги. Ведь, двое и двое — это четверо, не так ли? Что ж, когда я усердно работала над черновиком, ко мне подошла моя учительница, и у нас состоялся такой разговор: 

Учительница: У твоих пташек появляются птенцы. 

Я: Да. 

Учительница: А ты ничего не забыла? 

Я: ??? 

Учительница: Что необходимо, чтобы у птичек-«девочек» появились детки? 

Я: ??? 

Учительница: Птички-«мальчики». 

Я: А-а. 

Таким образом, это была первая редакция моего произведения. 

Учительница настояла, и я добавила в рассказ «мальчиков» кардинала и мэкино, нарядив их в галстуки, чтобы обозначить пол. В книге «мальчики» встретились с «девочками» и, цитирую, «они спарились». Не знаю, почему девятилетний ребенок выбрал такую сухую формулировку, думаю, сказалось влияние учительницы. Еще больше не понятно, если эти птицы уподоблены людям, почему не написать, что они «поженились»? Разве такое выражение не более свойственно ребенку? 

Много лет я думала об этом и пришла к выводу, что формулировка о спаривании волнует меня меньше, чем то, почему я вообще включила это событие в сюжет. Почему для моей учительницы было так важно, чтобы я детально изобразила особенности законов природы? Я к тому, что это всего на всего детская книга с птицами в галстуках. Если она была так зациклена на деталях, то почему не обратила внимания на ошибку с видом птиц, а? Сейчас все только и говорят о социальных вопросах и правах женщин, и вот меня осенило. 

Неужели она испугалась, что моя книжечка пропагандирует быть матерями-одиночками? Или что мои птички были лесбиянками? 

Это произошло в 1980-х — конечно, не средневековье, но все же не такое прогрессивное время, как сейчас. Ставило ли мое раннее творение под сомнение семейные ценности? Возможно, я преувеличиваю. Одно знаю наверняка — тогда мои птички не были «распущенными девочками», но сейчас я зарабатываю на жизнь тем, что пишу о суккубах. И меня очень интересует, что по этому поводу сказала бы моя учительница…